Он закутался в плащ и шарф, онемев; его ноги ослабли.
И туман оседает на волосы, скоро придут дожди.
В вашем Лондоне только он запускал дирижабли,
Рисовал на дорогах зебру и зажигал фонари.
Он уйдёт и запустит последний воздушный шарик.
Неожиданно сердце схватит. Но кто позвонит ноль-три? ©

Тебе трудно две вещи: говорить о чувствах и звонить после. Что же, ты видела много шелковых истерик с оттенком мук, они остались двумя серыми шрамами на животе. Чтобы помнить. Чтобы помнить, как закрывала глаза, выпуская цветы из рук. Как протягивала листья к тебе вместо влажных ладоней. Будто не чувствуешь сумерек, будто не я пишешь все эти письма настежь, сигареты тонкие, аккуратные. И новые поцелуи в виски. Всего лишь еще одни губы на шее увядшей. Ни ты, ни он не счастливы. Медовые глаза и привкус тоски. Может, напишет на тебе грязно-серым, помадным, неясным, как подростки режут на запястьях раненые припевы, когда совсем некуда идти. Внутри что-то обрывается, гаснет колечками дыма, когда учатся плакать напевно, первыми.
Астма розовых, разовых губ, а ты закидываешься болью в твоем почерке - и в постель. Девочка на утро некрасивая, некрасивая, а ты... знаешь, что такое воспоминания. Это где-то в позвоночнике, когда никто не звонит. Это ловить ртом стоны из радио. Ники клиник и трава, которой травмируют любовь. Полоскало лаской. Без ног и "но". Ты вспоминала, что такое воспоминания. Хотела заплакать, да вспомнила про накрашенные ресницы.
Теперь слезятся лишь звезды.
Смысла нет ни в чем, никогда. Смысл он давит или растекается по телу неприятной слизью, заставляя с упоением наблюдать, как падают башни, мечты. Ноги несут, не знаешь куда. Небо растворилось, разбилось, не получилось дышать и так хочется думать про завтрашний день. Смыслы встречи, смыслы жизни - все сливалось в твоей пластиковой голове. Любимый мост, родная река. Именно здесь, верно? Легкая улыбка и мягкий взгляд на воду. Поправляешь шарф, закуриваешь. Как же давно надо было бросить. Приятно давит на легкие, сжимая мечты в кулак. Девочка с признаками смелости, девочка с признаками зимы. Собрать бы поцелуями ветер с губ, щек, смахнуть с волос терпкий запах коричных сигарет и умереть. Умереть, взяв её за руку.
Одно время, одни мысли, эмоции. Нет никого. Слишком тихо. Дым мягко растворяется где-то в далеке и гаснет. Гаснет. Линии жизни упали на ладонь, придавили. Вчера и вечера, сложенные вчетверо. Последние сантиметры крыши обычно самые сентиментальные, и хочется вцеловать свои сказанные синяки слов обратно и смотреть на сказочные трамваи с [искри-влением] позвоночника. Губы никогда не были в Праге, прыгали, косили под букву "о" и носили красное. В бутиках на них странно косились клевые левые люди. Этот голос до царапин на спинах и стенах, на каждом «ах». Больно только от жженных спичек в никогда не курившем, а не оттого, что он пришел и ничего не пришло. 
Деревянные перила. Сползаешь спиной, приятно кусочки дерева елозят по спине и как бы слегка задевают мягкую кожу на пояснице. Прикрытые веки и очередная затяжка сигареты. Не произвольно, словно змей, дым мягко струится через твои губы и в легкие. Задыхаться нет смысла, не поможет от ужасной тоски, будет только хуже. Не хочешь, улетаешь, слышно шум воды и сознание непроизвольно складывало образы моря.
Многоточие, двоеточие, точка. Так всё и кончается, но про это не напишут поэты - им влом. Не расскажут газеты, игреки, мама с папой, и вот я словами прикусываешь персиковые губы, а внутри уже дует, там простуда на сердце
незаживающем. Его тепло, и твое «мне холодно». Но обо всём на свете не напишешь льдистыми пальцами, не ответишь на вопросы где и почему, не наречие ведь, не вечен ведь. Суставы клавиш. Может, для кого-то и правда весело ждать, нажимать на кнопки, искать друг друга по резусам, порезам, по одиночеству в глазах,  в кайф цветочки, ты, завязочки из рук, разговоры до полтретьего.
тебя - нет. тебя - нет.

Отредактировано Elizabeth May (2010-04-03 16:53:27)